римус люпин
// j.k. rowling's wizarding world. волшебник, оборотень, the mom of the squad, лунатик; charlie rowe.

бокал красного вина, почти пустой в столь поздний час, римус сжимал в грубоватой руке и не мог представить себе ничего более жалкого и одинокого, чем это — мог бы, наверное, но не хотел; более грустное, впрочем, запросто — серебристые блики в пьяных глазах напротив, слишком долгие годы между и слишком маленькая вероятность увидеть эти глаза такими же еще хоть раз в своей жизни. это в прошлом — римус заставляет себя оставлять это в прошлом за каждую ночь в окрестностях хогвартса со стягивающейся на ранах кровью. это в прошлом, как и вино, смех, взволнованность и жидкое серебро.

войну приходится вычесывать из волос, на руках стирать одежду и смотреть, как вода красится в розовый, снимать с огрубевшей кожей и лоскутами подгоревшей плоти, войну приходится вычищать из зубов и тереть железной мочалкой, пока кожа не покраснеет и жечь не начнет, и даже тогда ее не вытравишь.

римус улыбался, заставлял себя, снова, учился делать это заново, и улыбка оттого выходила такой натянутой и скованной, что впору только пугать. сириусу это всегда давалось легче. сириус поглядывал на него исподлобья всякий раз, когда римус улыбался, будто бы каждый раз боялся, что больше никогда этого не увидит, смотрел на его улыбку так, как смотрят на падающие звезды, и люпин не удивился бы слишком, узнав, что блэк загадывает желание на каждый несмелый взрыв смеха из его груди. это в прошлом — за каждую пролитую каплю крови и каждый военный клич, за каждого потерянного товарища.

ему, конечно, чудится, но в коридоре скользит гулкое « налей себе еще немного, я выйду минут через десять », и почти что хлопает дверь ванной комнаты, римус почти верит, но в бокале отражается только он сам — повзрослевший, не состарившийся еще, но как будто бы набравший мешок камней за спину.

***

« я уверен, лунатик, мы с тобой думаем об одном и том же », говорит сириус, ставит бокал в сторону и встает с кресла. гостиная пустует, сохатый как всегда занят своими любовными делами, хвост как всегда бегает за сохатым по пятам, ничего, кажется, не меняется, кроме поступи блэка и почти звериной хитрости во взгляде — римус такие вещи видит всегда. сириус кладет руки в задние карманы джинсов люпина — римус инстинктивно упирается руками в его живот. « джинсы », смеется бродяга, « ты снова в этих джинсах ».

« правда? »
« думаешь, я не заметил? это твои любимые. и поэтому ты нацепил их, когда мы впервые танцевали под ту дурацкую песню. »
« когда мы впервые танцевали в принципе. »

римус краснеет, как девчонка, от сириуса пахнет мятой, немного потом, немного вином и каким-то кремом после бритья, римус чувствует себя первоклашкой у доски, и смех сириуса останется на кончиках пальцах у него до конца жизни — горловой, низкий, тихий.

он никогда не скажет блэку, что совершенно точно думал не о своих джинсах.

***

они живут по воскресеньям, перебираются на воздухе и тушенке, и когда римус из опальной квартиры выползает с опущенной головой, все знают — кто-то снова погиб.

сириус прост, как три галлеона, люпин улыбается, глядя на него, пока блэк засыпает везде, где может положить голову; он спит везде, и все, что они делают вместе, это спят, потому что воздух между ними тяжелый и гадкий, а говорить не хочется ни о чем — ни о марлин, ни о джеймсе и лили, ни о войне.

сириус рано встает, люпин замечает, и всегда идет курить — дурацкая привычка, за которую раньше он ругал их с поттером и на которую теперь с пугающей легкостью закрывает глаза. от бродяги все еще пахнет мятой, но не живой, сигаретной, и пепел с его сигарет разлетается над волшебным лондоном.

он мог бы, наверное, подойти, положить руки на его плечи и сделать все легче, смотреть, как дым складывается в формы — в оленя, в собаку, в крысу, — и как сириус старается занять себя ими, чтобы не сойти с ума,

но в их спертом воздухе, в пространстве между ними во влажном микрокосмосе, душащем и мерзлом, витает смерть — собирается по углам, кладет руку на ладонь бродяги, сжимающую сигарету, и ложится спать рядом с люпином. римус не может встать с постели.